На монетах Рима и Греции
мне встречался твой гордый профиль.
А в России, в 17-м, греться,
помнишь, мы пытались дешёвым кофе?
В нашей утлой яранге якутской
я хранила в ночи огонь…
Ты всё думаешь, это шутки?
Посмотри на мою ладонь!
Я была амазонкой и феей,
галлюцинацией Гофмана,
я бродила путём Орфея,
перебирая строфы.
А в горящей степи монгольской
в моё сердце вошла стрела,
горизонт затмевая болью.
Я с Ван Гогом абсент пила
в полутёмном сыром подвале,
а потом – два безумных подсолнуха –
мы с ним до утра танцевали
на деревенском поле.
Я цыганкою томноокой
душу вынула из Алеко…
Как же было всё то далёко
и крутилось от века к веку,
и по свету нас поносила,
повертела нас сила рока…
Мы с тобой начинали, милый,
этот путь с одного порога.
мне встречался твой гордый профиль.
А в России, в 17-м, греться,
помнишь, мы пытались дешёвым кофе?
В нашей утлой яранге якутской
я хранила в ночи огонь…
Ты всё думаешь, это шутки?
Посмотри на мою ладонь!
Я была амазонкой и феей,
галлюцинацией Гофмана,
я бродила путём Орфея,
перебирая строфы.
А в горящей степи монгольской
в моё сердце вошла стрела,
горизонт затмевая болью.
Я с Ван Гогом абсент пила
в полутёмном сыром подвале,
а потом – два безумных подсолнуха –
мы с ним до утра танцевали
на деревенском поле.
Я цыганкою томноокой
душу вынула из Алеко…
Как же было всё то далёко
и крутилось от века к веку,
и по свету нас поносила,
повертела нас сила рока…
Мы с тобой начинали, милый,
этот путь с одного порога.
|Комментировать [1]