Случайная цитата
Поиск по сайту
Авторизация

 
На монетах Рима и Греции
мне встречался твой гордый профиль.
А в России, в 17-м, греться,
помнишь, мы пытались дешёвым кофе?

В нашей утлой яранге якутской
я хранила в ночи огонь…
Ты всё думаешь, это шутки?
Посмотри на мою ладонь!

Я была амазонкой и феей,
галлюцинацией Гофмана,
я бродила путём Орфея,
перебирая строфы.

А в горящей степи монгольской
в моё сердце вошла стрела,
горизонт затмевая болью.
Я с Ван Гогом абсент пила

в полутёмном сыром подвале,
а потом – два безумных подсолнуха –
мы с ним до утра танцевали
на деревенском поле.

Я цыганкою томноокой
душу вынула из Алеко…
Как же было всё то далёко
и крутилось от века к веку,

и по свету нас поносила,
повертела нас сила рока…
Мы с тобой начинали, милый,
этот путь с одного порога.
 

 
Пусть теплится податливая глина
в твоих руках, отринувших покой.
Ты проницаешь жизнь до сердцевины –
за словом слово и за слоем слой.

Ты прорастаешь – мудро и неспешно –
сквозь время, отороченное мхом,
сквозь этот город, сумрачный, заснеженный,
ты прорастаешь – в зыбкое потом

и постигаешь неизбежный опыт
терять себя и снова находить,
скользить за грань, за рамки хронотопа,
хватаясь за серебряную нить,

что все миры связала воедино,
как хрупкие воздушные шары.
Ты держишь их. И вечность дышит в спину.
И будущего теплятся костры.




 

 
Твоё море внутри шумит,
замирает и ждёт прилива.
А время на дне его скручено аммонитом,
оно шевелит усами и, верно, знает,
каково это – быть терпеливым.
В его спиралях
зреет космос и дремлет хаос.
Издревле в его спиралях
заблудилась твоя душа.
 

 
Чтоб поймать золотую рыбку,
не нужна золотая сеть.
И ловить я её не буду –
мне довольно в воду смотреть.

Ах, как радужно там и зыбко,
чуден тихий подводный край!
Золотая рыбка оттуда
приплывёт, попросит: «Сыграй!»

Твой зелёный свисток из ивы
горьковато прильнёт к губам,
и пронзительным переливом
потечёт судьба по волнам.

Нам неведом и миг грядущий,
что гадать про дни и года!
Только вслед за судьбой и души
уплывают Бог весть куда.

Не печалься, свисти с улыбкой,
пусть на гребне шальной волны
попадёт золотая рыбка
в колдовские сети луны.
 

 
Пустота размышлений досужих –
мол, судьба…
Небеса опрокинулись в лужу.
Жизнь – груба.
Белый аист, над Чернобылем
опаливший крыла,
да побасенки: «Жили-были…»,
«Жизнь была!»
Словоблудствуя и блефуя,
жизнь влачим.
Не от печки – от ветродуя
дел почин.
Ну и что, что боюсь морских я
глубь-пучин,
мне из тех, кочевых, из скифских,
треск лучин –
то коптят, то осветят небо
взбрызгом искр.
Иль дорогой моею не был
древний Истр?!
 

 


И каково тебе – сидеть в этом доме и чувствовать целый мир,

Чувствовать тех, у кого в голове море, друзья и Крым?

Чувствовать мальчика в комнате с компасом, атласом и маяком,

Чувствовать бабушкину рассаду, убитую сквозняком?

Выйдя на улицу, чувствовать магию вовсе не этих мест,

А ощущать под ногами песок или снега окрест.

Хочется плакать во имя минуты или прижаться к земле –

Так понимаешь: ты жив в этом мире, а мир – в тебе.
 

 
Все девочки изначально не на Земле, а над –

Каждая при рождении получает свой личный шар.

И с шара смотря на мир, пьёт солнечный лимонад,

Ест ложкой столовой жизнь, и взращивает свой дар.

Но время идёт, и шар сутулится и кубится,

И видно с него не так далеко и звёзд уже не погладить.

Внизу тебя ждет шерстяная Земля, где требуется заземлиться,

Где хочется кушать, реветь и спать, и иногда нагадить.

Стало быть, лучше подумать о том, что тебя здесь нет -

Ты занимаешься ловлей шмелей на астрах своих ладоней.

Шар точно знает, когда подойти, он подберёт момент,

Ты заберёшься, ботинки сняв, и вас никто не догонит.
 

 
Зимняя пустошь, где ветер по волосам
Гладит тебя, как не гладил никто другой,
Треплет загривок, щекочет твои полюса -
Твой северный, южный ( матово — ледяной).
Под чёрным пальто — трепет крыльев, дыханья жар.
Под ногами колотится поезда мерный шаг.
Ты приходишь сюда, когда стих в голове пожар,
Ты приходишь сюда, когда спущен победы флаг.

Возвращаясь домой к жёлтой кухне и чайным делам,
Загляните в почтовый (знакомый второй пролёт).
Это пустошь прислала открытку, что рада вам
Что целует в макушку и у себя ждёт.
 

 
Мне лёгкость ещё не дана
И стать деревенской ложки,
Всё внутреннее свечение
В утробу обращено.

По венам бежит война,
В душе митингуют блошки,
И самопорабощение
Истёрло меня в пшено.

Но молчащих твоих праздников
Радость невыразимая
Возвращает меня в пристанище
Заключённого высоко.

Тихо выжги мою панику,
Огонёчками слёз пульсируя.
Я же сам никогда не бывал ещё
В храме космоса моего.
 

 
Ещё ничем не послужившие Отчизне,
Мы обнаружили,  что выросли из книг.
Уйдём из нашей костюмированной жизни
Менять на бороду приклеенный парик.

Уйдём сквозь проволоку гордости в Освенцим
Молчать, как тёмные египетские львы.
В полуразрушенной каменоломне сердца
Ваять сосуды послушанья и любви.

Но странен рок.  Рука горшечника предвзята.
Что будет там – не для живущего вопрос.
Ночь непролазная.  Псалом пятидесятый.
Сиянье ножниц над копёшкою волос.
 

 
Путь, разлинованный до «ять» –
От сотворца – до продавца.
Не по-людски? Тогда по-бычьи
Достать, продать, изъять, объять.
Тебе назначено, душа,
Развоплотиться в торгаша,
Забиться в таинство добычи
И умноженья грабежа.

Устав сопеть в своих мирках,
Вернёмся в атлас дальних странствий
И в щепках древних колоннад
Прочтём с фонариком в руках
О том, что враг – исконный брат,
Не помнящий о нашем братстве.
 

 
Теперь в кровати,  как в любом другом предмете
Неузнаваема вчерашняя ольха.
Я засыпаю в твёрдой памяти о смерти
Как самом честном продолжении греха.

Всё гладко вычесала времени гребёнка,
Нас незаслуженно введя под свой закон –
Есть мирный город, тихий кров и смех ребёнка.
Есть благодарственный за это всё поклон,

Но нет страдания в мешке переизбытка.
Созрели жёлуди,  но мёртвы коренья.
Прощение без наказания – есть пытка,
Которой почему-то предан я.
 

 

С грязного глянцевого календаря
Свисает кактус пустынный, грустный, двумерный,
Высасывая соки из пространства-времени внешнего -
Разодранного пирога ощущений, имуществ.
В глиняной яме цвета разбитого янтаря,
Полной невыплаченных обязательств и прочей скверны,
Корни кактуса нащупывают грешное Эго
Существ со значением, потерянным в самой гуще

Коловращения, заданного беготнёй белки.
Существ, обживающих новые ямы, заключающих новые сделки
С логикой и временными владельцами тел и душ.
Из них высасывает грустный кактус пустые взгляды и русский мат,
Попутно натыкаясь на выброшенные сварочные горелки,
Пустые бутылки, новые спутниковые тарелки,
Мирно маячащий и никем не сорванный куш.
Все тут будто бы виноваты. И никто как будто не виноват.

 

________________________________________________

Оф. сообщество ВКонтакте: http://vk.com/stihi_shumilin

 

 
Как в сетке сосудов тяжёлой чужой головы
разбуженной бабочкой бьётся мигрень,
глаза голубей превращаются в крошки халвы,
и с этим бороться лень.

Здесь камни кидает в кисель Антуан Рокантен
и пьёт вязкий морок Маркиз де Сад,
чтоб стало страшней тупиков и бескрайних стен
смотреть на себя и назад.

Уходит мираж приключений сквозь кожную дрожь
быстрее чем время, быстрей чем гроши.
Попробуй на ноль подели и на вечность умножь.
Печаль. Вавилон нерушим...

________________________________________________

Оф. сообщество ВКонтакте: http://vk.com/stihi_shumilin


 

 

В щёки сдувшейся кровати
Наползают тараканы,
Конь педальный бредит мишкой.
Дело времечку подстать.
Гой, в гранёные стаканы
Слёзы детские собрать и
Переплавить на короны!
Так шевелятся под крышкой
У Макара макароны.

В темноте забвенья ради
По бутылям брага бредит
И кончается отрыжкой.
Дело времечку подстать.
Гой, под гомон междометий
Взять и лезвием Оккама 
Пообстричь овечьи кроны!
Так шевелятся под крышкой
У Макара макароны.

За стеной, за шторой страсти
Ждёт печальная Вальгалла.
Ждёт, как лакомство - мартышка.
Дело времечку подстать.
Гой, цветные оригами
Повтыкать врагам в моргала! 
У добра свои законы.
Так шевелятся под крышкой
У Макара макароны.

 

________________________________________________

Оф. сообщество ВКонтакте: http://vk.com/stihi_shumilin